Алина Коган
6 июля 2013 в 17:43 4490
Истории из рубрики «поездной фольклор».
… Я с трудом представляла себе, как переживу эти восемнадцать часов. Ведь купе – это совсем другое дело: закрылся, и плевать на весь мир! Иное – вагон плацкартный: каждый здесь норовит влезть в твою душу, распотрошить напоказ свою; здесь чайные посиделки перемежаются играми в карты и лото, хохот сменяется храпом, запах вспотевших ног – ароматом глутомата, исходящим от запаренного «доширака».
В этом муравейнике с трудом можно отыскать угол, похожий на монашескую келью или, на крайний случай, тюремную «одиночку», где хоть и дискомфортно, зато тихо и по-хорошему сиротливо.
Но и тут как посмотреть. Горячего чайку – и кажется, всех этих суетливых, замороченных, о чем-то галдящих людей готов обнять руками, выслушать каждого, аккуратно расставляя по полочкам информацию, тщательное ее пережевывая и переваривая, отделяя зерна от плевел, чтобы, если случись вдруг с тобой что-то, подобное тому, о чем ты внимаешь, воспользоваться уже готовой идеей.
Плацкарт – банк знаний, житейских мудростей, интересных историй. Только вынь беруши из ушей, открой глаза шире и черпай – чем больше «черпак», тем ловчее все твое «я» напитается опытом за эти считанные часы.
***
- Девушка, присядьте, пожалуйста, на свое место, - кинула в мою сторону проводница.
Я бы и сама хотела. Но несколько тучного вида дам заняли обе нижние полки у окна, одна из которых на эти неполные сутки принадлежала мне. Я была чужой на их празднике жизни, и мне ничего не оставалось, как пересесть на боковую полку, ожидая завершения их затянувшейся трапезы.
Проводница скрылась в тамбуре на несколько минут, а затем вошла в вагон с молодой девушкой и не менее молодым парнем, руки которых вздувались венами под тяжестью переполненных китайских сумок. Дружно шагая за «вагоновожатой», они двигались в мою сторону, и уже поравнявшись с самовольно занятой мною полкой, остановились.
- Девушка, я же просила пересесть! – рявкнула женщина в форме.
Я подскочила, на полку с грохотом рухнули сумки и, тяжело выдохнув, парень сунул проводнице «штуку». После короткого «хи-хи», та поспешила «спрятать» свое побагровевшее лицо в коморке «для отдыха проводников».
Марат и Гульмира сами себя называют «барыгами», разумеется, не вкладывая в это слово ничего спекулятивного. Барыга – продавец, от «бутичного» он отличается умением «прибалтывать» и зазывать клиентов, не брезгующий торговлей ширпотребом и отходами производства, ему не страшны ни дождь, ни зной, ни переходы, ни вокзалы, ни поезда. Барыга там, где продается.
Муж и жена возят вещи из Бишкека в родной Петропавловск. Путь длинный, но в этом и плюс. По словам Гульмиры, редко они с супругом остаются дома хотя бы на ночь – весь товар почти всегда распродается в поездах. Поэтому зачастую они сходят на вокзале в Петропавловске, чтобы пообедать в столовой. А потом – снова вагоны, длинные, бесконечные.
- Билеты не покупаем. Проводники – тоже люди, им также кушать охота, поэтому мы даем им тысячу-две, в зависимости от количества проданных вещей, и они довольны, и нам выгоднее, ведь билет на одного человека стоит от трех тысяч тенге, рассказала мне Гульмира. – Конечно, ни о каком постельном белье не может идти и речи, ведь оно оплачивается при покупке билета через официальную кассу. Спим на «голых» полках, зимой – на вонючих матрацах, а что делать… Честно говоря, если б пассажиры не спали ночью, и я бы не ложилась: хочется поскорее распродать тряпье.
«Такие молодые люди, а превратили свою жизнь в невесть что: ни угла, ни детей, ни смысла бытия. «Вещи-вагоны-деньги-вещи» – все их существование укладывается в эту незамысловатую цепочку.
- Да была я беременна, - Гульмира говорила об этом так, будто беременна была не она, и вообще, что из этого делать сенсацию, подумаешь – беременность! – А вот натаскалась сумарей, потряслась в вагонах, а потом еще случайно шмякнули мне об пузо тамбурной дверью – выкидыш случился прямо в поезде. Как назло в аптечке у проводников не было ни одной обезболивающей таблетки. Еле дотянула до ближайшей станции. Там кое-какую помощь в медпункте оказали. Полгода уже прошло, а боли в низу живота все беспокоят. К врачу некогда сходить. О чем говорить – света в квартире по три месяца не бывает – заплатить некому. Хотели квартирантов пустить, но решили, что дурная это затея. Ведь не всегда торговля хорошо идет в поездах, приезжаешь в Петропавловск под завязку, надо бы где-нибудь перекантоваться, а там жильцы. В гостинице ночевать или в комнате отдыха на вокзале – дорого, от трех тысяч тенге сутки, да и не безопасно, можно и без товара остаться, и без денег.
Денег? О чем это девушка? Зачем ей деньги? На ремонт в квартире, где прописаны только тараканы – навряд ли, на то, чтобы красиво одеться – не обсуждается, ей главное, чтобы за дарма, что-нибудь с киргизского рынка, вкусно покушать – да что она может себе вообразить вкуснее вокзальной шаурмы?
- Мы с Маратом копим на большой дом возле Каспия, - продолжала раскрывать все свои секреты Гульмира, - говорят, там субтропический климат и жилье не дороже, чем в столице. Правда, работы там нет и продукты дорогие. Но нам это не грозит. Мы в Бишкеке так наедимся арбузов да персиков, что потом весь год на фрукты не тянет. Да и с одеждой никаких проблем у нас нет.
Удивительно, бывает, рассуждают люди. До сорока лет носить тяжеленные сумки, приставать к пассажирам с убедительной просьбой «давай померим!», ночевать на вокзалах, чтобы годам к пятидесяти накопить на домик у моря в городе с репутацией «одного из дорогих» в Казахстане. Что ж, у каждого своя судьба.
***
Елену в поездах, следующих через Алматы, знают все проводники. Да что там – женщину узнают все, кто хоть раз столкнулся с ней в вагоне. У нее очень запоминающаяся внешность. Еще будучи «плодом» Лена тяжело заболела. Карликовость - заболевание мало изученное, поэтому сказать, почему боженька так наказал невинное дитя, не смогли даже очень грамотные столичные врачи.
Внешнюю непривлекательность Елены компенсирует ее улыбчивость и коммуникабельность. Смотришь, как женщина продает трусишки да футболочки, задумываешься – и почему не все продавцы такие милые.
- Мне кажется, я рождена продавать, - разговорилась со мной Елена. – Я каждого человека вижу насквозь, нутром чувствую, что ему надо, на что он смотрит. Между делом, пока вещи демонстрирую, обязательно спрошу, куда путь держат, в каком настроении пребывают.
Лене 35, а выглядит она на 13. Униженная и оскорбленная, с маской весельчака, с натянутой и приколоченной гвоздями улыбкой. Она родилась в Усть-Каменогорске, в семье учительницы начальных классов и водителя такси. Училась на дому по причине здоровья, но это не было ее собственным желанием, так было надо.
С девяти лет Лена потихоньку начала открывать себя миру, да и мир начал открываться для нее. Девочка попросила маму накупить ей семечек и чупа-чупсов. Стоя за самодельным прилавком, Лена, наконец, стала ощущать себя значимой, нужной. Толпы дворовых ребятишек крутились у ее дощатого ларька, и каждого она по-взрослому окружала теплом и заботой.
Сложилась у девушки личная жизнь, и сложилась неплохо. Муж трудится в Усть-Каменогорске слесарем КСК, по выходным калымит, в общем, зарабатывает хорошо, хватает, чтобы жить припеваючи и еще дочке на обучение в вузе копить. Лена торговала на местном рынке детскими вещами. А о «вагонном» бизнесе узнала случайно, когда решила открыть собственный магазинчик и наладить поставку вещей из Бишкека в Усть-Каменногорск напрямую, без посредников. Съездила в Киргизию, закупила шортиков и маечек, а пока ехала назад, распродала больше половины товара. С открытием магазина решила повременить, ведь дело это затратное и не всегда окупаемое. А в поезде ноги кормят, как говорится: сколько прошел, столько и продал.
- Торговля в поездах выгодна не только продавцам, но и покупателям, - поделилась женщина. - Посчитайте сами. Я покупаю детские шорты в Бишкеке по 250 тенге оптом, а в поезде продаю их по 500 тенге, костюмчик трикотажный покупаю по 600, продаю по 750-1000,в зависимости от рисунка, качества шва (сама накидываю цену). На рынке в Алматы те же самые шортики будут стоить 750 тенге, а в Астане 1000-1500, костюмчик в Алматы – 1200-1500, в Астане – больше 2000 тысяч.
Покупатель затрачивает минимум сбережений, и я в тепле, в комфорте, на жаре и под ливнями не стою, за билет не плачу (мы здесь все безбилетники), за аренду бутика не плачу, короче, «в шоколаде», - смеется Лена.
Легкой работы не бывает. Лена рассказала, как все они, «вагонные бизнес-леди» страдают остеохондрозом: поди, потягай тюки, поперебирай тряпки – каждому покажи. К тому же, к концу дня «барахольщицы», как называют торговок в поездах, устают морально: кто пошлет далеко, кто огрызнется, кто вещь попортит или украдет. Не мед, но жить можно.
***
В прошлом году люди в погонах прошлись с «чесом» по станциям. Отныне запретили на улицах торговать выпечкой, рыбой, по сути – вообще торговать. Может, оно и правильно, сколько народу уже отравилось «домашними» блинчиками и недокопченым змееголовом. Но тогда жители поселков близ железно-дорожных остановок взбунтовались – дескать, чем нам тут еще заниматься и на чем делать деньги, если не на продаже собственноручно испеченных беляшей. Скрипя зубами, власть закрыла глаза на стихийную торговлю.
Сама я брезгливая до всяких этих вкусностей с мясом и сгущенкой неизвестного происхождения, но многие, видела, едят и даже хвалят. Зато иногда беру рыбу в Шу или других прибалхашных станциях, в качестве гостинца родным и близким. Очень часто ее носят прямо по вагонам, но тогда цена подскакивает на несколько сотен, за счет дани, которую продавцы заблаговременно отдают проводникам за возможность торговать на «их территории».
***
Зуля живет в городе Балхаш, ее муж моряк и она морячка, ничего другого, кроме как ловить, солить и коптить рыбу, они не умеют. Дело это плевое, а вот сбыт – здесь да, постараться нужно: озеро большое, рыбы много, конкуренция огромная.
- Продажа рыбы – самый прибыльный бизнес, какой только могут себе представить жители побережья. Затрат минимум, всего один процент: червей накопал, сел в лодку, закинул удила, и вперед. Вечером залил рыбеху жидким дымом, протер растительным маслом, некоторые даже пальмовым или машинным без запаха трут – так дешевле. Немного приходится отдать проводникам – до 2000 тенге за одну проходку во время стоянки. Выгоднее отдавать рыбой, но они, видимо, ее уже наелись – не берут.
Прибыль – тысяча процентов: связка из трех небольших лещей – тысяча тенге. А один большой сом – от 1500 и выше, до 4000 за рыбину. Конечно, разбирающиеся в этом деле, в поездах рыбу не покупают. Во-первых, тут ее не разглядишь, как следует – все поезда мимо Шу походят ночью. Мелкие изъяны: сырое или отходящее от костей мясо, рыхлость – всего этого увидеть не удается. Во-вторых, рыбных дел знатоки понимают, что рыба в поездах слишком дорога, она не стоит тех денег, за которые ее отдают, - признается Зуля. – Уезжая, скажем, из Алматы, на рынке «Тастак» или на оптовых рынках «Салем» и «Барыс» можно прикупить недорогую качественно прокопченную рыбу.
Без сомнений, торговля чем бы то ни было в поездах или на перроне – дело выгодное. Бутылка минералки «Сарыагаш» стоит здесь 150 тенге, пол-литровая «кола» 200, блинчик – 100. Чтобы хотя бы «заморить червячка», если уж не удалось подарить дома котлеток, нужно отвалить от 500 тенге и больше. Не говоря о ресторанных ценах. В специальном вагоне с советских времен не изменился не только интерьер, но и меню и даже, судя по всему, повара: как кормили там невкусно и дорого, так и кормят. Небольшая тарелка борща – 750 тенге.
А проводники предлагали вам чай по 15 тенге за пакетик? «Покупать не обязательно, но желательно», - заученно тараторят они, впихивая «Майский байховый». Одна проводница жаловалась, мол, их заставляют навязывать пассажирам пакетированный чай, другая раскрыла тайну, что с каждого пакетика имеет пять тенге. Не удивительно, если и десять, ведь чек никто не пробивает, да и вообще вся эта торговля на рельсах вне закона и мимо госказны.
***
….Такие вот истории из рубрики «поездной фольклор». Каждый крутится как может. А нам с вами решать – поощрять этот бизнес, считая его здоровой конкуренцией рыночной торговле или прикрыть эту лавочку, просто перестав покупать в поездах и на станциях еду и шмотки.
А есть ли смысл? Если уж у борцов за правопорядок не получилось срубить на корню новый вид бизнеса, получится ли у нас, инфантильных и таких черствых к тому, что происходит вокруг?
