Лагерь исчез из глаз. Мы летели над плоскогорьем, сплошь покрытым тропическим лесом. На горизонте джунгли казались обрезанными гигантским ножом. Мы быстро приближались к этой границе. Под бортом промелькнула крона дерева-великана, темный круг поляны. И вдруг геликоптер нырнул в пустоту. Вокруг было только небо. Мы невольно схватились за ручки кресел. Под нами в громадной пропасти, размазанная в голубой дымке, проглянула земля. Из глубины, как дым от костров, поднимались клубы пара.
Стена водопада! — прокричал пилот. — Сальто Анхел!
Он развернул машину. Показался обрыв. Это была отвесная скальная стена. Известняковые плиты, покрытые сеткой морщин-трещин, убегали в пропасть. Геликоптер со стороны, должно быть, казался маленькой жужжащей мухой.
—Сколько? — спросил Бельский, указывая пальцем на дно долины.
Пилот, зажав руль коленями, поднял вверх обе ладони с растопыренными пальцами. Большой палец на правой руке был загнут.
—Девятьсот?
Пилот кивнул головой. В бинокль я увидел желтые ленты — дождевая вода вымыла в плитах параллельные полосы, похожие на след гигантских граблей. Там, где трещины в скалах пересекались, были видны отверстия. Из них торчали зеленые кусты. Повсюду свисали лианы. Пучки трав прилепились к карнизам и выступам.
— Где выход? — обратился я к пилоту.
— Посмотри, вон там. — Бельский взял меня за плечо. Вода, переливаясь через скалистый порог, радужным вихрем летела в пропасть. Поток дробился на пенящиеся ручьи, превращался в водяную пыль, облаком спускавшуюся на землю. Порывы ветра прижимали его к скалам. Внизу, у подножия стены, тонкой ниточкой змеилась река.
Тоннель, из которого рвался наружу поток, был хорошо виден из кабины. Утренний свет не проникал в него глубоко.
«Вода течет по всей ширине тоннеля, — размышлял я. — На пороге нет места, где бы мы могли высадиться. Но от входа тянется горизонтальный карниз, который ведет к выступу скалы, образующему нечто вроде балкона. Его покрывают травы, свисающие над пропастью». Я показал пальцем на балкон и дальше вдоль карниза до входа в пещеру. Ребята кивнули головами. Другого пути не было. Но как взобраться на этот балкон?
—Вниз! — скомандовал я.
Стук мотора утих. Обрыв, раскрашенный многоцветными полосами, побежал вверх. Наконец машина коснулась земли. Мы выскочили из кабины.
Казалось, стена упирается в небо. Ей не было конца: как будто огромный топор надвое разрубил здесь земной шар. Распыленные струи водопада падали вдоль стены. Лучи восходящего солнца осветили верхний пояс известняка, и тот засверкал вдруг нестерпимой белизной. Под известняками косыми полосами тянулись, переливаясь гранями кристаллов, красные порфиры.
Мы спустились к реке. И там, освежившись ледяной водой, провели экстренное совещание.
* * *
—Все ясно, — сказал Бельский, — пора начинать, а то солнце так нагреет стену, что до нее невозможно будет дотронуться. Пошли! — позвал он Стшелецкого. — Приготовим снаряжение.
Они взобрались на откос и скрылись. Я достал блокнот. Описал все, что мы хотим сделать. На обороте указал, какое снаряжение и продовольствие мы берем с собой. Просил, чтобы выход из пещеры был под постоянным наблюдением. Мы пустим красную ракету, если вернемся одни, а в случае успеха — разноцветные. Записку я адресовал профессору Пьетри.
На отдельном листке, предназначенном для пилота, я указал, каким образом нас надо будет сначала доставить, а потом снять со скалы.
На берегу показались товарищи. Они бежали ко мне.
—Что случилось?
—Пилот отказался лететь. Заявил, что он не вправе рисковать нашими жизнями.
В этом не было ничего удивительного. Один вид обрыва действовал устрашающе. Водопад высотой с километр... А может быть, он не понял их объяснений. Подумал, что мы высадимся, а он в пустой машине, одиноко вися над пропастью рядом со смертельным обрывом, должен будет заниматься воздушной акробатикой? Достаточно задеть концом лопасти за скалу и... Если в этом дело, то я сумею его переубедить.
—Попробую договориться, — сказал я.
За деревьями был виден пилот. Он поставил ногу на колесо машины и нервно курил.
«Не знает, что теперь делать, — подумал я. — Будет внушать себе, что он прав, а потом начнет жалеть о своем решении».
Я вышел из леса. Пилот, заметив меня, жадно затянулся.
—Возьмите вот это, — я подал ему листок. — Отдадите его профессору Пьетри. А сейчас послушайте, как мы хотим попасть в грот.
Я говорил без перерыва, не давая ему открыть рта. Я допускал, что мои товарищи обрисовали ему положение вещей в слишком мрачных красках. Я достал листок и начал рисовать: геликоптер, обрыв с балконом. Краем глаза я видел, что пилот смотрит на рисунок. Наконец он кивнул головой. Я представил ему наш план так, как будто бы мы думали исключительно о безопасности пилота и машины. А потом объяснил, что настоящие трудности ожидают нас внутри грота и кто знает, выйдем ли мы оттуда целыми. Ведь нам придется брести по воде горной подземной реки, пробираться по незнакомым ходам в полнейшей темноте в то время, как у него над головой будут солнце и звезды. Под конец мне уже самому этот скалистый обрыв, торчащий над нами и светящийся сейчас теплым блеском, показался самым милым и уютным местом на земле. Я спросил, готова ли к старту машина, и, прежде чем пилот успел ответить, сказал:
—Вот и хорошо. Все ваши действия описаны вот здесь, — закончил я, подавая ему листок. — Впрочем, как у пилота, у вас больше опыта в таких делах. Мы на вас полагаемся.
—Ладно, все будет сделано. — Он затоптал сигарету. — Когда вылет?
—Сейчас.
* * *
Джунгли и каменистые холмы внизу сплющились и уменьшились. Долину окутывал полумрак. Геликоптер карабкался вверх к свету. Внезапно от мрачных плит оторвался кусочек тени и пополз вверх по освещенным порфирам, сливаясь с мраком расселин, скользя по белизне обрывов. Кабину залил свет.
Между сиденьями на полу лежал моток троса. Трос был немногим толще обычного шнура, но он мог выдержать несколько тонн груза. На конце троса я сделал три петли. Две я накинул на бедра, а третья охватила плечи. Теперь трос перепоясывал меня, как лямки парашюта.
Красный отблеск, заполнявший кабину, сменился белым сиянием. Геликоптер поднялся уже до уровня верхних известняковых слоев обрыва. Мы перестали подниматься. Метрах в ста под нами лежал балкон, покрытый травой.
Бельский открыл запоры люка в днище кабины и поднял крышку. Я уселся на краю люка, опустив ноги наружу. Мне подали альпийский молоток с ремнем на рукоятке, я повесил его на шею. Стшелецкий пропустил трос через скобы в стене кабины.
—Можешь спускаться!
Я оперся локтями о края люка и стал медленно выбираться наружу. Трос натянулся: теперь я уже повис на нем. Над головой — красный выпуклый корпус геликоптера, по которому бежали ряды заклепок. В темном квадрате люка — напряженные лица Вельского и Стшелецкого.
—Опускайте!
Ветер от винта трепал волосы. Трос медленно выползал из машины, которая, казалось, уходила от меня вверх. Я висел на высоте семисот метров над землей. На известняковых плитах был хорошо виден силуэт машины. Под тенью геликоптера колыхалась моя тень. Размеры машины уменьшались. Все внимание теперь я перенес на стену. Она была в пятидесяти метрах. Я приближался к уровню балкона. В тот момент, когда тень коснулась травы, я поднял руку. Спуск прекратился. От площадки бежала полоса к выходу из грота. Шум водопада был здесь сильнее треска геликоптера. В лицо ударила волна воздуха — мы полетели к скале.
Я взглянул вверх. Геликоптер немного опережал меня. Пилот затормозил. Стометровым маятником я полетел к скале. Навстречу набегали известняковые плиты, листья вьющихся растений, лишайники, покрывавшие камни. Чтобы не разбиться, я выставил вперед ноги. Удар был так силен, что я чуть было не потерял сознание. Отброшенный от стены, я полетел назад.
Я повис над пропастью, раскачиваясь на тросе. Когда снова приблизилась площадка, я прильнул грудью к ее краю и пальцами вцепился в неровную поверхность. Трос потянул назад, но я сумел удержаться. Теперь я уже лежал на животе, и лишь ноги висели над пропастью.
Омытый дождями известняк был похож на мрамор. В углублениях было немного земли, и в этих местах росла трава. Там, где площадка соединялась со стеной, проходила неглубокая трещина. Я всунул туда один из крюков, а потом начал заколачивать его молотком. Звук от ударов становился все тоньше. Крюк вошел до самого кольца. К кольцу я пристегнул карабин, к карабину — себя. Вбил второй крюк и прицепил к нему трос, свисавший с геликоптера. Теперь геликоптер не мог стащить меня с площадки. Я осмотрелся. Снова вернулось ощущение, что я затерялся где-то посредине неба.
Я махнул рукой. От машины отделился груз. Он быстро снижался. Наконец удалось его втянуть на балкон. Таким же образом были доставлены еще два мешка и акваланги. Затем по тросу спустились Бельский и Стшелецкий.
По нашему сигналу пилот отцепил конец троса. Трос со свистом рассек воздух и звонко хлестнул по скале. Мы тут же втащили его на балкон. Геликоптер серебряным кружком провалился вниз.
До самого горизонта бежали волнистые холмы, покрытые джунглями. Там внизу лежал бассейн Ориноко.
Солнце уже осветило большие деревья.
«Теперь он приземлился, — думал я о пилоте. — Выйдет из машины, закурит сигару, поднесет к глазам бинокль. Потом ляжет на траву и будет следить за тремя мухами, прилепившимися к стене. Когда мы проникнем в грот, пилот заведет машину и вернется в лагерь. «Высадил их между землей и небом. Немногие отважились бы на такое. К счастью, ветра не было», — скажет он своим товарищам».
— Доставай еду, — сказал Бельский. — Она у меня в рюкзаке.
Я расстегнул мешок. Дай-ка испробуем «Alux». Не прошло и двух минут, как грудинка на сковородке начала шипеть, края ее позолотились. Я добавил перцу, красных помидоров. И все это (болтая ногами над километровой пропастью), обжигаясь, мы незамедлительно съели. ...Было шесть утра. Стшелецкий закончил подготовку к дальнейшему маршу. Теперь он должен был идти первым.
— Не поминайте лихом, — махнул рукой Стшелецкий.
Он встал, позвякивая крюками, висевшими на поясе. Обвязался концом троса. Горизонтальная трещина, которая бежала к входу в грот, была достаточно широкой — в нее можно было всунуть ногу.
Стшелецкий, как слепец, водил пальцами по стене, нашаривая углубления и выступы. С нами его соединял теперь лишь трос, пропущенный через карабин на крюке. Второй конец троса я держал обеими руками, отпуская лишь настолько, чтобы Стшелецкий мог сделать один шаг вперед. Вбивая крюки в скальные трещины, продевая сквозь них трос, он медленно продвигался к водопаду. Из долины вместе с поднимающейся волной тепла доходил маслянистый запах растений, вьющихся по скалам. Я заметил силуэт крупной птицы. Она парила на неподвижно расставленных крыльях. Птицу спугнул стук молота. Трос тянулся от крюка к крюку, образуя поручни, держась за которые остальные могли пройти без труда.
—Здесь уже легче! — крикнул Стшелецкий.
У подножия Сальто Анхел белой от пены ленточкой вилась река. На таком расстоянии река казалась неподвижной, как полоса застывшей лавы. Где-то там, среди кустов, стоял геликоптер.
Стшелецкого мы вскоре потеряли из виду. Наконец после долгого ожидания трос дернулся три раза. Это означало, что Стшелецкий проник в грот и закрепил конец троса на крюке.
Минут через пятнадцать он вернулся сияющий, вымокший.
—Победа, — заявил он.
—Ну как там? — спросил Бельский.
— Огромная дыра, как тоннель метро. Идет в глубь скалы. Я не заходил далеко...
В восемь часов утра цепочкой, с рюкзаками на плечах мы тронулись к водопаду. Груз тянул в пропасть. Мы продвигались, прижимаясь к горячей, обжигающей ладони стене. Показалось отверстие. Это был тоннель, в котором два поезда могли разъехаться совершенно свободно. По всей его ширине текла вода. Она вырывалась из горловины и дугой, не касаясь стены, летела вниз.
Я опустил ногу в клокочущую струю, нащупывая дно. Напор течения как будто можно было выдержать. Осторожно ступил на страшный порог другой ногой. Вода мгновенно залила меня до пояса, окружив белым венком пены. У меня было такое чувство, что ноги вот-вот оторвутся от дна.
Держась за трос, я медленно продвигался в глубь пещеры. Солнечный свет проникал далеко внутрь. Под сводами эхо усиливало и без того громкий плеск воды. Русло реки было гладким, как бетонное шоссе. Метров через тридцать, образуя маленький водопад, из воды выступила каменная плита. Сразу потемнело. Мы достали «Alux». Сноп света упал на мокрые стены. Коридор тянулся дальше. Обойдя плиту, мы выбрались на берег, усыпанный галькой.
Тоннель расширился. Пройдя еще сто метров, мы сняли рюкзаки, чтобы вернуться за остатками снаряжения. Вдалеке виднелось светлое пятно выхода. Сквозь него врывались потоки света. На поверхности воды и на сводах пещеры играли солнечные зайчики.
Мы вышли наружу. Скалы уже накалились, и от одежды сразу пошел пар.
К одному из крюков на площадке я привязал мешочек из пластика с ракетницей и пачкой патронов. Они здесь будут ждать нашего возвращения.
В шум воды ворвался рокот мотора. Я повернул голову. Геликоптер двигался вдоль стены, медленно набирая высоту.
...Река текла зигзагами, прижимаясь к стенам. На поворотах потока приходилось входить в воду. В своде встречались углубления, размытые водой, — видимо, временами река заполняла весь тоннель. «Нужно надеяться, — подумал я, — что дождя не будет». Тропический ливень мог бы нас погубить. Вода затопит проходы, и тогда даже акваланги нам не помогут.
Фонарь осветил обширный грот. Плоское дно было заполнено обломками кальцита. Мы вступили в грот и увидели овальное озеро, из которого вытекала река. Неужели конец пути?
—Похоже на сифон, — отозвался Бельский.
Поверхность озера пузырилась, била ключами, бурлила.
Мы стали искать продолжение коридора. В стенах было много отверстий. Осмотрели все, вползая в тесные тоннели, зажигая спички, чтобы по языку пламени определить направление воздушных потоков. Безрезультатно! Все тоннели, по-видимому, оканчивались тупиками.
Бельский нырнул в узкий коридорчик, напоминавший трубу. Слышалось только шуршание и учащенное дыхание. Потом до нас донесся приглушенный шепот:
—Конец. Дальше сплошной кальцит.
Мы посмотрели в сторону озера. В овальном углублении черная вода клубилась, словно кипящая смола в котле.
* * *
Я разложил на парусине снаряжение для подводного плавания: маски, манометры, трубки, измерители глубины. Рядом с рюкзаками лежали акваланги. Каждый состоял из двух стальных цилиндров, наполненных сжатым воздухом. Над цилиндрами блестели круглые никелевые коробки вентилей. Бельский разделся. Натянул на ноги каучуковые ласты. Я подал ему цилиндры. Бельский надел ремни на плечи, застегнул пряжки. На запястье пристегнул измеритель глубины. Дыхательные трубки охватывали его шею и опускались на грудь, где их соединял мундштук. Бельский взял его в зубы, глубоко вздохнул. В трубках зашумел воздух. Я подал маску. Он надел ее на лицо. Пристегнул пояс с грузом из олова. К лямкам прикрепил сигнальный трос. Я взял в руки конец троса. Бельский уселся на берегу озера, снял маску и смочил ее водой, чтобы не потели стекла. Попробовал стать на дно — и сразу погрузился с головой. Вынырнул, выплюнул мундштук.
—Глубоко. Стены здесь гладкие, не на что встать. Дайте фонарь.
Я подал ему «Alux». Он оттолкнулся ногами, выплыл на середину и нырнул головой вниз. Трос заскользил по моей руке. На поверхность вылетали пузыри воздуха. Я почувствовал, как трос дернулся: раз, два, три, четыре, пять. Я начал вытягивать шнур. Бельский выскочил как пробка. Плывя к берегу, вынул мундштук и снял маску.
—Настоящий колодец. Дна я не достал. Был на глубине пятнадцати метров. Вода тянет вверх — приходится бороться с течением.
Он нырнул снова. Я смотрел на стрелку часов — 10, 20, 30 секунд. Стшелецкий вдруг крикнул: «Пузыри исчезли!» Это может означать, что пловец не дышит. Но сигнальный трос спокоен: не дергается, не натягивается. Куда же уходит воздух? Внезапно пузыри появились снова. Бельский показался у самого берега. Вылез на берег, сел.
—Тридцать метров! Внизу колодец расширяется. Я налетел на камни. У самого дна овальные ворота. За ними я обнаружил другой колодец, ведущий вверх. Вместе они образуют сифон. Трос за что-то зацепился, и я не смог плыть дальше.
—Хорошо, — сказал я. — Теперь я поплыву с тобой.
—Трос, — продолжал Бельский, — не нужен. Течение само понесет вверх, если перестанешь работать ластами. В стенах нет ни трещин, ни ходов — заблудиться невозможно.
Мы нырнули одновременно. Бельский плыл впереди, держа на груди «Alux». Я видел его черный силуэт. Колодец был огромный. Круглые стены, похожие на бетонные кольца, отвесно падали вниз, исчезая в темноте. Руки я скрестил на груди, пытаясь уменьшить сопротивление — мы плыли против течения. Чтобы выровнять давление в ушах, приходилось глотать слюну.
Давление росло. Твердые клещи охватывали тело. Я посмотрел на белый циферблат измерителя глубины: 8, 10, 15, 20 метров.
Стены колодца начали расширяться, образуя как бы гигантский колокол. Я увидел камни. Между ними темнели отверстия. Бельский скользнул над этой грудой камней в сторону ворот. Я поплыл за ним. Высота арки не превышала полутора метров. Сразу за ней начинались круглые стены другого колодца. Мы осматривали его, держась за камни. Течение отбрасывало нас назад. Бельский вытянул руку, указывая на углубление в дне.
Между камнями лежал полуметровый протей. Вода обтекала его мягкое ящеровидное тело. На месте глаз были складки кожи. Здесь он погибнет. Течение вытолкнет его на поверхность и унесет в водопад. Наверно, он попал сюда из глубины пещеры.
Бельский поплыл вверх, освещая фонарем дорогу. Колодец теперь шел наискосок. Чувствовалось, как падает давление. Серебряные пузырьки воздуха, опережая нас, летели к поверхности. Красная стрелка манометра приближалась к нулю. Над головой заблестел зеркальный щит, в котором отражались наши фигуры. Они неслись нам навстречу. Бельский первым ударил головой в зеркало поверхности и разбил его. Мы были на другой стороне сифона. Снова послышался шум водопада. Мы сняли маски. Впереди было продолжение тоннеля. Река текла каскадами, шумя и пенясь. Мы шли против течения, взбираясь со ступеньки на ступеньку. Сто метров остались позади, но ничто не предвещало конца коридора.
— Дальше можно не идти, — сказал я. — Вернемся за снаряжением.
Вода втянула нас в сифон и понесла по скошенному тоннелю. Вот и ворота. Через несколько секунд мы были уже на берегу.
—Раздевайся, — сказал я Стшелецкому. — Путь свободен!
Наши рюкзаки были в упаковке из пластика, промокнуть они не могли. Но тут возникло новое препятствие — воздух, оставшийся внутри, не даст погрузиться с рюкзаками. Пришлось привязать к рюкзакам несколько обломков кальцита в качестве балласта.
Я написал записку. Набросал схему сифона. Листок укрепили в сухом месте так, чтобы он был сразу замечен спасателями.
Шум каскадов мешал разговаривать. Мы взбирались по скользким ступеням. Свет вырывал из тьмы все новые и новые пороги. Прошли четыреста метров. Вода текла здесь спокойно. Шум водопадов утих. Болотистые берега раздвинулись. Под тонким слоем трясины лежал песок. Мы шли быстро, изредка пересекая, поток на поворотах.
Кажется, тоннель ведет в сердце горы.
Своды поднимались все выше, стены раздвигались. Эхо наших шагов гулко разносилось по пещере. Широкая улица под беззвездным небом.
Пещера — великан. От главного тоннеля расходятся боковые коридоры, образуя настоящий лабиринт. Отверстия в своде ведут на верхние этажи. Здесь могут быть два, три или четыре этажа ходов, связанных между собой трубами стометровой длины. Но главный тоннель пещеры только один — это река, на берегу которой где-то там, во мраке, находится лагерь исследователей.
Чтобы не заблудиться на обратном пути, мы складывали пирамиды из камней.
—Вы знаете, сколько мы уже идем? — спросил Бельский. — Прошли уже больше десяти километров.
—Сделаем привал, — предложил я.
Река плыла под скалой. Остальную часть тоннеля покрывал чистый песок. Мы вскипятили чай, подогрели макароны. Стшелецкий добавил в них кубик концентратов, а потом заправил соусом. Пообедав, мы погасили «Alux».
Я лежал, не закрывая глаз, и вслушивался в шум воды. Поток шуршал песком у берега. Воздух был влажен.
Никак не могу уснуть. Тысячи людей с тревогой ждут результатов нашей экспедиции. Но разве можно что-либо предвидеть? Первый серьезный завал прервет наш поход. Кто поручится, что спелеологи не погибли во время обвала?
Специальные отряды с утра начали действовать. Может быть, уже сумели войти в пещеру?
Стшелецкий дышит ровно. Бельский, наверное, не спит — дыхания не слышно. Он лежит рядом на песке.
Я проснулся в десять, зажег лампу. Мы поспешно свернули лагерь и тронулись дальше. Пройдя несколько сот метров, наткнулись на препятствие. Завал камней преграждал тоннель. Из-под камней пробивалась вода. Завал был старый, заплывший кальцитом.
Я попробовал найти проход под сводом. Обвязавшись веревкой, взобрался наверх, цепляясь за короткие, толстые, рыжего цвета сталагмиты. Почти под самым сводом проглядывали многочисленные отверстия. В них чувствовалась тяга воздуха. Однако они были слишком узкими. Я едва сумел всунуть голову и руку с фонарем. Показалась огромная труба, идущая прямо вверх.
—Попробую пробить проход! — крикнул я. — Отойдите в сторону.
Я начал изо всех сил бить молотком по толстому столбу, образовавшемуся от соединения сталактита со сталагмитом. Почти сразу лопнул наружный слой, окрашенный окисями железа. Осколки со звоном покатились вниз. Сама сердцевина была крепче. Она состояла из светлых кристаллов. Эхо от ударов наполнило весь грот.
Наконец столб с треском рухнул. Я обрубил края отверстия и сумел перебраться на другую сторону. Заметил расселину и двинулся прямо к ней. Она тянулась в том же направлении, что и коридор, которым мы шли до сих пор. Проходя под трубой, я посветил вверх. Но свет так и растаял во мраке, не осветив своды. Пройдя немного вперед, я заметил новый ход, ведущий вниз. Оттуда доносился шум воды. Спихнул туда камень. Послышался всплеск. Через этот ход можно спуститься вниз и идти дальше вдоль ручья. А можно попытаться пройти и по расселине.
—Есть дорога! — крикнул я. — Идите ко мне! Бельский, который шел впереди, воскликнул:
—Здесь уже шире!
Мы остановились как вкопанные. Подземный Сальто Анхел! Мы стояли на краю гигантского зала на берегу крутого обрыва. Под нами тремя этажами ниже раскинулось озеро. Свет фонаря не достигал противоположной стены. Мы взглянули вверх. Там свисало бесчисленное множество белых, как молоко, сталактитов. Казалось, что это торчат острия мечей. Прямо над нами потолок покрывали «макароны» — красивые, стройные трубочки стекловидного кальцита. На конце «макарон» блестели капли. «Замерзший дождь, — подумалось мне. — Дождь, застывший в полете».
Послышался шелест крыльев. Темная птица летела прямо на нас. Обдало ветром.
—Гуачаро!— воскликнул я.
—Они здесь! — крикнул Бельский.
Вдоль стены бежала галерея. В лучах фонаря заблестели зеленые огоньки глаз. Птицы поворачивали головы к свету. Они лежали в мелких ямках и кричали тонкими противными голосами: «Тик! тик!»
Величиной они были с курицу. Спина красно-коричневая, покрытая белыми пятнами в черных кружках, голова желтая, хвост длинный. По обеим сторонам клюва торчали усы.
— Не боятся, — заметил Стшелецкий.
Птицы, наверно, обессилели и не могли взлететь. Только несколько птиц сумело подняться в воздух. Гуачаро день проводят в пещере, а ночью вылетают в джунгли. Питаются плодами растений. Обвал, заточил гуачаро в пещере. Значит, из пещеры остался один выход, тот, которым шли мы. Да и он залит водой. Гуачаро в темноте ориентируются, как летучие мыши, улавливая отражения ультразвуковых волн. Если они не нашли выхода, то что говорить о людях...
Мы поднялись на галерею и двинулись вперед, обходя лежавших птиц. Они тихо пищали, распластав крылья. Конца галереи не было видно.
Послышался глухой удар. Обломок кальцита дрогнул у меня под ногами. Я бросился к стене, но рюкзак был слишком тяжел. Прежде чем я успел ухватиться за сталагмит, ноги потеряли опору. В одно мгновение галерея с силуэтами моих товарищей унеслась вверх. Я набрал воздуха и стиснул зубы. Сильно ударился о воду. Спину защитил мешок. Холодная вода клещами сжала тело. Заломило в ушах. Рюкзак тянул меня на дно. «Сколько метров?» — промелькнуло в голове. Я вырвал из лямки правую руку. И уронил «Alux». Левую рюкзаком прижало к камням. От боли и шума в голове я терял сознание. Острая боль, как от удара ножом, прошила легкие...
Окончание следует
Перевод О. Ряжского
